ИНТЕРВЬЮ РАДИОПРОГРАММЕ «МУЗЫКАЛЬНЫЙ ЧАС»
ГАСТРОЛИ В ТАЛЛИНЕ 10-19 СЕНТЯБРЯ 1981 ГОДА.

- Это было так давно, что мне уже просто даже трудно об этом говорить, и эти ощущения у меня как-то забыты, но я помню, что это происходило в городе Кирове. Это было мое самое первое выступление. Такое профессиональное, скажем, выступление, где я почувствовала, что наверное я певицей все-таки не смогу быть. И тяжело было, и страшно было, и в общем, по-моему я первые две песни только распевалась и унимала как-то дрожь в ногах. Поняла, что это конечно очень страшно стоять на сцене перед людьми, и вот после такого выступления еще прошел месяц наверное и потом я сделала огромный перерыв для того, чтобы как-то морально к этому подойти. И вот училась в училище музыкальном, и уже не профессионально, а самодеятельно как-то работала во всяких ансамблях. При МГУ пела в ансамбле. В агитбригадах пела с радиостанцией «Юность» благо была такая возможность тогда, и люди были мне очень так... как-то шли навстречу и верили в то, что я что-то могу сделать. И вот эта вера как-то людей, которые постоянно встречались в моей жизни, как-то мне очень повезло на них, заставила меня все-таки снова выйти на эстраду уже в более профессиональном качестве. Но это я не скажу, что тоже было как-то удачно, и вероятно до 1974 года все-таки я не решалась назвать себя настоящей что-ли певицей, и выходя на эстраду очень так я , хотя я была очень...

- Я должна вам сказать, что не только детство. И юность, и вся жизнь. Я очень ею довольна, несмотря на то, что оно было очень тяжелое. Не в том смысле, что я там очень плохо жила, а просто приходилось очень много работать. Я уже без этогокак-то не представляю себе. И я вот сейчас смотрю на свою дочь, и вижу свое где-то детство. Она тоже не имеет почти свободного времени, потому что с пяти лет я занималась в музыкальной школе. Ходила в общеобразовательную школу, в музыкальную школу, пыталась заниматься танцем. Ну как все дети, которых в общем родители пытаются чему-то научить, конечно, я не имела свободного времени совсем. И если так сказать, то тяжело было в детстве, но с другой стороны я вспоминаю об этом как о самом прекрасном времени, когда вообще все было заложено. И основа этого в любви к труду. И наверное без такого детства я бы не смогла осилить того, что я сейчас держу в руках очень тяжелый груз...

- Нет, не только. Можно очень много трудиться и все равно успех это вещь... Так теоретически ее обосновать трудно, но мне кажется, что артист без человеческого обаяния, наверное уже как-то в наше время, да и вообще в любое пожалуй время, и на эстраде, и в театре, и в кино не имеет успеха. Вот это человеческое обаяние плюс профессионализм и еще плюс. Понимаете, есть маленький такой секрет что-ли, хотя я не собираюсь делать из этого секрет. Я всегда говорила об этом, что еще сила убеждения, убеждения в том, что ты это делаешь, что это нужно, что это необходимо тебе как воздух. Это зритель очень чувствует. Когда ты работаешь на полной отдаче. Когда многие говорят: ну зачем вы так, мол, выкладываетесь, вы там сгорите. Какая-то странная фраза. Что значит сгорите? Быстро сгорите... По-моему человек отдавая на сцене, артист он также многое приобретает. Успех и неуспех это вещи, конечно, абсолютно разные. И был у меня неуспех даже в Таллине. То есть, понимаете, не количество аплодисментов я считаю, а именно иногда не в аплодисментах дело, а в этой вот обратной связи от зрителя к артисту. Был у меня один концерт дневной, где я себя очень плохо чувствовала, и как я ни старалась, чисто эмоционально у меня не получалось. И вот я вызывала, понимаете, не столько какое-то такое удовольствие что ли, удовлетворение зрителей, а вызывала жалость к себе. Вот именно жалость и сострадание. Вот это чувство самое неприятное. Хотя были и аплодисменты, огромное количество аплодисментов, но я очень переживала целый день после этого концерта. Правда вечерний концерт был уже нормальный. Я радо тому, что успех для меня в данный момент...

- Дипломная программа, которая носит название «Монологи певицы» - это, понимаете, как бы суммированное такое индивидуальное отношение к песне за все годы, которые я проучилась в ГИТИСе. И я старалась в этой программе все-таки свою индивидуальность более полно раскрыть, где-то оторвавшись от ярких песен-масок до более таких, более глубоких внутренних переживаний. Задача у меня стояла довольно сложная, для меня лично. Мне ее поставил такой маститый эстрадный певец Леонид Осипович Утесов. Он мне сказал одну вещь: попробуй внутреннее содержание выразить самым лаконичным жестом. И если раньше мои песни выражались в каких-то внешних эффектах, очень много было движений, всего, то здесь, кто не был на концертах, я пытаюсь просто рассказать, что жестов меньше, движений меньше. Больше движения внутреннего, движения душевного в каждой песне, и должна вам сказать, что вообще-то, как жизнь идет, так у меня и песни складываются. И если, например, некоторые говорят, что программа несколько философского и довольно грустного содержания... Ну грусть светлая, вот так скажем. Грусть светлая и где-то с надеждой на что-то хорошее и более светлое. Вероятно это отражается в программе и в настроении всех сидящих в зале. Надежда на что-то более светлое, волнение за сегодняшний день, волнение за завтрашний день, и конечно, надежда на то, что все будет хорошо, если очень этого захотеть. И плюс конечно исповедальный характер...

- Ну, как говорится, без ложной скромности скажу, что я буду перед вами говорить: ах, нет, ну что вы - лидер... Действительно в последнее время вот это вот лидерство, оно, конечно, очень тяжелая такая обуза. В том смысле, что ведь лидер ведет за собой. Я не могу вести в одном только направлении, и не хотела бы, чтобы мне подражали. Вот лидерство заключается мое, скорее всего, не только в творчестве, а в общественном таком, понимаете, значении того, что должно делаться на эстраде. Мне бы хотелось, чтобы молодежь, которая идет за мной, очень талантливая молодежь, и даже наши исполнители уже известные, чтобы они немножко пытались как-то раскрыть нашу эстраду более полнее, чтобы думали на сцене не только о себе, но и о зрителях сидящих в зале, чтобы об эстраде заговорили, чтобы отнеслись к ней как к жанру серьезному, потому что без помощи, конечно, с технической стороны, с финансовой стороны, ну, она будет также продолжать быть не такого мирового уровня... А я считаю, что у нас есть все, буквально все возможности и все условия для того, чтобы мы могли выйти на уровень мировой в эстраде, чтобы не я лидером была в советской эстраде, а чтобы наша советская эстрада была, и может, и должна быть, лидером на мировой арене эстрадного искусства.

- Должна вам сказать, что у меня лучше пишутся песни в поездках на гастролях. Как правило, я прошу, чтобы у меня был инструмент в номере, и вот эта обстановка работы, обстановка, что ничто тебя не отвлекает... Дома это сделать, конечно сложнее, а на гастролях как-то само идет. И читать есть время, и у инструмента посидеть есть время. Пожалуй на гастролях у меня это лучше получается – написание музыки, а тексты я редко пишу, только если...

- Вы знаете, с композиторами очень трудно. Хотя мне, я считаю повезло. Довольно-таки большой срок я работала с таким талантливым композитором как Александр Зацепин. Я уж не говорю о том, что у нас были условия для работы просто прекрасные. У него была своя студия. Это у меня была большая школа – работа с ним. И тексты Леонида Дербенева тогда мне очень во многом помогли. Но всему как говорится свой срок, и мы творчески, как говорится, расстались, но остались друзьями, и часто встречаемся и обсуждаем какие-то новые песни, и мои, и его. Но потом у меня появился такой момент, что нет и все композитора. Сколько песен ни смотрю, то ли это не мои песни, то ли чувствую прямо, что это адрес совсем другого исполнителя. И поэтому вероятно мне пришлось писать музыку самой, потому что стоять на одном месте, конечно, невозможно. Я не скажу, что это у меня был какой-то шаг вперед для меня, но во всяком случае я не стояла на месте совсем. И это просто счастливое время, когда, в такую казалось бы одинокую минуту у инструмента я написала свою первую песню. Но я считаю, что действительно не каждый певец может писать песню. Я то все-таки музыкант, я пианистка, я занималась в композиторском кружке с таким композитором как Игорь Васильевич Якушенко, так что я имею право на написание песен для себя. Так я скажу. Но, по-моему, каждый певец, работая с композитором, он должен говорить, что собственно он хочет...

- Вы знаете до концерта я стараюсь слушать хорошую музыку и хорошие группы какие-нибудь. А вот после концерта очень люблю Челентано. Он меня так расковывает, хотя я прекрасно понимаю, что это певец, ну... не высшего качества, не высшего класса, но мне так хорошо, я ни о чем не думаю, когда его слушаю. Это такие редкие минуты для меня.

- Все-таки остается самый яркий день – это 75-й год, Болгария и «Арлекино», потому что, ну что там скрывать, потому что это был тот господин великий случай, который сделал меня любимой и популярной. И вот это и главное, чтобы удержать. Конечно, просто идти на поводу зрителя и стараться вызвать его любовь... Знаете, это не тот зритель уже. Я сама его воспитала, так что он мне не прощает никаких фальшивых нот и никаких заискиваний с ним же. И что я могу сказать: конечно, трудное сейчас время. Время поиска, хочется еще что-то новое найти. Не обязательно в новом стиле в эстраде, но хотя бы для себя в новом стиле. Наверняка будут какие-то ошибки, эксперименты. Но мне радостно, что зритель, он помогает мне в том, что он где-то очень правдив со мной. Что-то нравится, что-то не нравится, но он всегда с интересом смотрит и наблюдает за поиском. Это, пожалуй, отличительная черта нашего советского зрителя.

- Ох, завтра?.. Завтра я приеду в Москву. Скорее всего проверю достижения своей дочери в начале учебного года. Ну, ей некогда тоже. Она занимается музыкой, немножко занималась балетом, вот. Очень любит танцевать и прекрасно танцует современные танцы, так что у нее даже можно поучиться иной раз. Хотя ей всего десять лет. Занимается в английской школе, английским языком, и как в общем-то современные дети, они очень заняты сейчас. Сама пела об этом.

- К счастью может быть, но по-моему к сожалению, у меня очень много в последнее время поездок за рубежом. Соцстраны и капстраны. Капстраны реже, к сожалению, потому что реклама не очень у нас хорошо поставлена. Туда приходится ездить иногда неофициально для того, чтобы просто себя пропагандировать и пропагандировать советскую эстрадную песню. Этим я и занимаюсь, в общем-то, в последнее время, что касается капстран. То есть практически рекламой песни для того, чтобы туда поехать на гастроли серьезно. Они совершенно ничего не знают о нашей эстраде. А поездки у нас ближайшие – в Чехословикию, Финляндию, ГДР, Венгрию. И что еще? Подсказывают, Румыния, Югославия, то есть немножко отдохнуть, то есть по соцстранам, там все-таки не такой языковой барьер и чувствуешь себя лучше. И уже с нового года я собираюсь делать новую программу. Но о ней говорить сейчас рискованно, но во всяком случае я одно могу сказать, что внешний вид и внешний образ к которому привыкли зрители будет несколько изменен, потому что, например, ну такая мелочь, вы не смейтесь, но мне ужасно надоели балдахоны вот эти, платья. Как любой женщине мне надоело в одном и том же платье и я сейчас вот...

- Я стараюсь, конечно, сама выбирать людей. Сейчас ансамбль совсем молодой, можно сказать, со мной работает. Мне это было необходимо обновить ансамбль, чтобы были такие музыканты, как например, Александр Юдов. Ну мне хотелось и у них поучиться. Все-таки они моложе меня, и у них другое отношение где-то. Конечно, я что-то наносное, лишнее убираю, но вместе у нас получаются хорошие плоды в современных аранжировках. Но они недавно со мной работают, им, конечно, очень тяжело. Они ведь несут в себе очень серьезную задачу: то есть вокально-инструментальный ансамбль, но не солирующий, а аккомпанирующий, но так чтобы быть на уровне солиста. У нас, пожалуй, единственный коллектив, который вот так выступает в эстраде. Ну, пожалуй, у Яака Йолы очень хороший ансамбль («Радар» - прим.). Мне бы хотелось, чтобы у нас в РСФСР тоже был такой ансамбль как мой. Они прекрасно аккомпанируют, хотя немножко громковато пока, но это не их вина, это скорее всего вина звукорежиссера и новой аппаратуры, которую сейчас мы апробируем. Как раз только-только вот здесь на сцене вашего прекрасного зала.

- Вы знаете, вот если бы я могла все теоретически объяснить, что я делаю, может быть у меня бы и вообще не получалось практически петь. Но, по-моему, раньше, вот насколько я помню, когда были площадки не такие большие, то я действительно выбирала где-то какие-то глаза людей, которые мне помогали. А теперь такие площадки для выступления, что зрителей не видно из-за сильного света, просто провал темный в зале. И мне приходится просто интуитивно чувствовать реакцию зрителей. Для меня глаза зрителей как один какой-то глаз. Но, откровенно говоря, когда поешь, то об этом уже не задумываешься. Только в конце концерта я оцениваю собственно прием своей программы. Для меня главное – это такая сквозная линия всей программы, вот почему я была крайне расстроена, когда, например, по телевизору из Ленинграда показали фрагмент из концерта, где абсолютно ничего нельзя было понять, потому что программа она тем и хороша, что есть в ней и завязка, и кульминация, и развязка этой программы. Все-таки лучше смотреть от начала до конца сольный концерт, чем какими-то выборочными моментами. (Прим. – речь о показе фрагментов концерта в Ленинграде в БКЗ «Октябрьский», концерты с 18 по 28 июля 1981 г. Песни «Летние дожди», «Песня на бис»)

- Нет, я не чувствую себя... Может я выгляжу усталой, но не чувствую усталой себя, потому что этот эмоциональный заряд еще во мне сидит и мне предстоит еще второй концерт, я не стараюсь как-то расслабиться. И после второго концерта, вы знаете, может физическая усталость какая-то и есть, но душевно у меня какая-то одна фраза. Перед концертом я всегда говорю: какой ужас, мне нужно идти. А после концерта я говорю: какое счастье, что все это закончилось и закончилось хорошо. Вот видите какие странные в общем-то вещи, но действительно иногда себя чувствуешь мотыльком перед сценой, на которую нужно лететь, на этот огонь и не знаешь чем это все закончится. А вот в конце концерта как-то очень приятно на душе, что ты... совесть твоя чиста, что у тебя все сделано. До концерта вот все знают мои коллеги, что лучше ко мне не подходить. Я совершенно... Правда, вот чихает Резник. Еще раз пожалуйста. Ну?... (смеются) Они знают, что ко мне до концерта лучше не подходить, не улыбаюсь. А после концерта, они так и ждут этого момента, если что-то попросить или что-то сказать, то я такая счастливая и добрая. Ну, пожалуй, и все...